Коллинз никогда не представлял себя в роли генерала. Он не хотел воевать. Война означала кровопролитие и смерть. Было неправильно использовать накопленную силу для того, чтобы растратить ее в войне. Однако другого выхода не было. В утреннем молчании они зарядились энергией.
Вскоре после рассвета они снова спустились под землю, и каждый уносил с собой концентрированный глоток солнечного света, их мышцы и сухожилия были натянуты и упруги после упражнений.
В темноте Джон Коллинз составил план действий, и каждый из его последователей стал еще сильнее.
Отец Ричарда Шанти тоже был скотником. Он работал на конвейере еще до того, как Магнус стал хозяином завода и Избранных. В те времена «Велфэр» в большей степени контролировал производство мяса. Великий епископ и его проповедники часто посещали завод, и сам процесс убоя Избранных был окутан божественной аурой. Магнус отодвинул религиозные доктрины на задний план и, прикрываясь лживыми заверениями в преданности Епископу, заменил священные ритуалы потогонной системой труда. Высокая скорость конвейера стала главной идеей производства.
Проповедница Мэри Симонсон сомневалась в том, что в процессе убоя и обескровливания рабочие читают правильные молитвы. Во времена отца Шанти эти молитвы были мантрой для каждого скотника. Ей было интересно, читает ли их на работе Ричард Шанти, такой с виду набожный и благочестивый. «Велфэр» все реже проводил инспекции на заводе, так что проверить это было невозможно.
Она покопалась в картотеке, где была отражена жизнь Алберта Шанти. Как и его сын, он был образцовым забойщиком — внимательным, умелым и ловким. И тем не менее в те времена скорость конвейера редко превышала девяносто голов в час. Как много все-таки изменилось в течение жизни всего лишь одного поколения. Она проверила, нет ли сведений о срывах в поведении Алберта Шанти, не было ли нареканий со стороны «Велфэр», и в одной папке обнаружила интересную информацию. Она сверила даты. Это случилось вскоре после второй трагической беременности Элизабет Шанти, когда инспекторы «Велфэр» заглянули к ним домой. Имелись донесения соседей о скандалах и драках в семействе Шанти.
Возможно, это был ложный донос — кто-то мог иметь зуб на Шанти и решил вызвать к нему подозрение со стороны «Велфэр». Сейчас она не могла об этом судить. А может, то была обычная бытовая ссора бездетных супругов, лишившихся последней надежды заиметь детей.
Другие донесения поступили в «Велфэр» с завода, когда у Алберта Шанти резко снизилась производительность убоя. Никакого визита инспекторов не последовало, поскольку завод был вотчиной бывшего тогда мясным бароном Грега Сантоса, который решал подобные вопросы по своему усмотрению. Но были и другие донесения о неподобающем поведении Алберта — не от его боссов, а от других рабочих. В донесениях отмечалось, что он проводит обеденные часы, наблюдая за тем, как коровы нянчат своих новорожденных телят. Проповедница Мэри Симонсон искренне сочувствовала этому человеку, представляя, каково было ему потерять двоих детей и каждый день видеть воочию рождение новой жизни.
И вот, наконец, последний донос.
По крайней мере, для него было оставлено место, обозначенное вкладышем с датой и номером эпизода, но в папке ничего не было. Никакой записи о том, что же совершил Алберт Шанти. Инцидент был закодирован буквой «И», и это означало, что он имел отношение к Избранным. Проповедница покачала головой, не веря своим глазам. Кто-то запустил руку в документы «Велфэр». Она еще никогда не сталкивалась ни с чем подобным. И никогда о таком не слышала.
Должно быть, это все-таки ошибка. И не исключено, что она сама ее допустила. Она была рассеянна и могла обронить досье или переложить его в другое место. Мэри Симонсон еще раз перебрала все документы в коробке Алберта Шанти, а потом еще раз. Проверила, не склеились ли карточки. И чем больше она вглядывалась в документы, тем сильнее было у нее ощущение, что чего-то не хватает. Вторжение в архивы «Велфэр» было сродни самоубийству. Сущее безумие. Она отошла в сторону и попыталась сосредоточиться, взять себя в руки. Это казалось невозможным. Она наверняка ошиблась.
Последняя проверка не дала результата.
— Уиттекер!
Старик явился на удивление быстро, взметая на ходу клубы пыли, из-за которых даже не сразу ее заметил.
— Да, проповедник?
— Проверьте коробку с документами. Найдите мне донесение С: 127:42.
Она вручила ему коробку и, прислонившись к полке, наблюдала за тем, как его крючковатые пальцы перебирают карточки. И вдруг из-за внезапной боли в желудке Мэри Симонсон сжалась всем телом, согнувшись и прижимая руки к животу.
Уиттекер разочарованно мяукнул и снова принялся рьггься в коробке. Проповедница почувствовала слабость в ногах и дрожь в мышцах и начала оседать на пол.
— Его здесь нет, — объявил Уиттекер. — Но оно может бы…
Она смотрела на архивариуса, уже лежа на грязном полу, голова ее склонилась набок, и слюна капала на плечо. Мэри Симонсон хотелось пошевелиться, заговорить с ним, но тело не слушалось.
— Проповедник? Что случилось?
Уиттекер закрыл коробку и аккуратно поставил ее на полку. Мэри Симонсон заметила, как бережно он работает с документами, и ей стало стыдно за то, что она была так нелюбезна с ним. Только после того, как коробка заняла свое место на полке, Уиттекер опустился на колени возле проповедницы и попытался помочь ей приподняться. Он выглядел по-настоящему взволнованным. Но все его усилия передвинуть ее или посадить были тщетными. Мэри Симонсон не могла ни двигаться, ни говорить.